«В 1940-х годах и, скорее всего, даже немного раньше, все молодые люди Буэнос-Айреса учились танцевать танго одинаково. Я расспрашивала очень многих пожилых людей из каждой части города. Обычно они начинали с фразы «Мне было тринадцать лет, и была одна девочка…». Тринадцатилетний мальчуган из Буэнос-Айреса сороковых или пятидесятых годов и тринадцатилетний пацаненок Первого Мира сегодня – не одни и те же люди. Тогда большинство мальчиков покидали школу самое позднее в 11 лет, и превращались в полноценную рабочую силу минимум на два года. В 13 лет они уже были молодыми взрослыми людьми, причем весьма независимыми.

Молодым ребятам, которые начинали замечать прелести молодых девушек, не оставалось ничего другого, кроме как научиться танцевать танго. Они посещали практики, уроки танца только для мужчин, и взрослые танцоры начинали учить их, как следовать. Это была «дамская часть» танца. Как только парень ее осваивал, ему разрешали вести другого молодого человека, который танцевал примерно столько же, сколько и он. Начиналась «мужская часть». Я спрашивала многих пожилых людей из многих частей города, сколько длился этот процесс (имейте в виду, что опрошенные мной – люди достаточно выдающиеся и топтаться на месте никогда не любили), и мне всегда отвечали, что минимум – девять месяцев на женскую часть, и только потом позволялось перейти к изучению навыков ведения.

Парни продолжали учиться, танцевали и за мужчин и за женщин, постепенно переходили больше к ведению, и однажды кто-нибудь из опытных танцоров приказывал им подготовить к субботе костюм, потому что они пойдут на танцы, то есть на милонгу. Я спрашивала многих пожилых людей, сколько длился этот процесс, и мне всегда отвечали, что минимум – три года.

Их первый танец с женщиной всегда был заказан заранее. Ни одна женщина не танцевала с молодым человеком, которого прежде не видела в танце. Было слишком много хороших танцоров, чтобы дамы интересовались теми, о ком они не знают: а могут ли они танцевать вообще? Конечно, случались исключения. Молодой человек мог быть очень привлекательным. Или же какой-то из его протеже мог попросить даму оказать услугу и станцевать с ним. Если танец проходил плохо, молодой человек возвращался на практику и продолжал учиться.

Парни посещали практики не только ради обучения – в таком случае там не было бы тех опытных мужчин, что сами учили ребят. Мужчины же ходили на практики четыре или пять раз в неделю, оставаясь там по нескольку часов, и только потом посещали милонгу. Некоторые говорили мне, что на практике они по-настоящему танцевали. Вы идете на милонгу, чтобы встретиться с женщинами. Но обычно мужчины на практиках исполняют роль ведомого лучше, чем женщины на милонге. И на практике можно больше экспериментировать, подвергаться большему риску.

На практиках были даже мужчины, которые специализировались исключительно на следовании – хотя на милонгах они вели. Часто у мужчин на милонгах были постоянные партнерши. Иногда проводились специальные высококлассные показательные танцы.

То, как мужчина учился танцевать, очень напоминает, как ребенок учится говорить. Сначала ребенок слушает. Потом, спустя девять месяцев, он начинает шуметь, подражая звуку слов, которые говорят взрослые. Однако он по-прежнему в основном слушает. Постепенно ребенок начинает говорить слова, фразы и предложения, и в трехлетнем возрасте оформляется правильная речь. Конечно, ее еще нужно развивать, но правильные основы уже заложены, и их не изменить, неважно, станешь ли ты поэтом или просто графоманом. »

Источник: www.totaltango.com

Автор: Christine Denniston

Перевод: iDance